Откуда у дома «арабская грусть»?

Зал имени Маклецкого и сегодня остаётся лучшим камерным залом России. Фото: архив редакции.

Среди архитектурных достопримечательностей Екатеринбурга концертный зал имени Маклецкого — ярчайший пример того, что над истинными шедеврами время не властно. В этом году зданию исполняется ровно 114 лет, и встречает зал Маклецкого свой очередной «день рождения» в статусе лучшего камерного концертного зала России.

То, что он реально, а не на бумаге лучший, — доказано не только специалистами-экспертами в области акустики, но и именами корифеев музыки, в разные годы выступавших на его сцене: Фёдор ШАЛЯПИН, Дмитрий ШОСТАКОВИЧ, Сергей ПРОКОФЬЕВ, Давид ОЙСТРАХ… Конечно, по нынешним временам его вместимость — 400 мест — выглядит более чем скромно. Но в начале ХХ века таких залов по России насчитывалось единицы, и большинство из них располагалось в столицах: Санкт-Петербурге, Москве, Киеве, Варшаве. Так что в начале прошлого века зал Маклецкого стал для Екатеринбурга чем-то вроде «окна в Европу»: именно на его базе в 1912 году были открыты музыкальные классы Императорского русского музыкального общества, ставшие ядром будущего музыкального училища имени Чайковского. И благодарить за такой подарок екатеринбуржцы должны двух человек сразу: директора местного филиала Сибирского банка Илью МАКЛЕЦКОГО (который спонсировал строительство) и архитектора Юлия ДЮТЕЛЯ.

Юлий Осипович ДЮТЕЛЬ — живое подтверждение постулата «настоящее искусство не знает границ». Судите сами: родился в Санкт-Петербурге в семье этнических немцев (в приходской книге был записан как Юлий Фредерик Иоганн). Учился в Императорской академии художеств. Стажировался в Испании. Славу архитектора снискал на Урале. Умер в Варшаве, причём в весьма преклонном возрасте. Самое, пожалуй, знаменитое его творение, известное по всей России, — мемориальный комплекс воинов, павших в Крымской войне, за который Юлию Осиповичу было присвоено звание академика архитектуры. А «визитной карточкой» Дютеля, его фирменным «почерком» стало использование в декоре фасада множества самых разнообразных, местами весьма экзотических элементов декора — что, кстати, было вполне в духе стиля модерн, всегда имевшего склонность к некоторой эклектике. Но у Дютеля, если внимательно присмотреться к его проектам, чувствуется какая-то особая любовь именно к «арабике». Ларчик открывается просто: после окончания Императорской академии художеств молодой архитектор отправился на стажировку в испанскую Гранаду, где изучал знаменитые «дворцы Альгамбры», построенные ещё при арабском владычестве на Пиренеях. Видимо, тогда и попал под магию восточного стиля и в каждое своё творение потом вкладывал хотя бы толику Альгамбры. Вне зависимости, что это за здание: купеческий дом в Екатеринбурге, французская реформатская церковь в Санкт-Петербурге, гимназия в Тобольске или пивоваренный завод в Ирбите. Вот и ответ на вопрос, откуда у уральского купеческого особняка или заводского корпуса на фасаде, перефразируя известные строчки Михаила Светлова, притаилась «арабская грусть». Все вопросы — к Дютелю.

Дом Тупикова в Санкт-Петербурге… Фото: автор.

Впрочем, «арабика» — не единственная стигма, оставленная этим человеком на архитектурном «лице» Екатеринбурга. Спустя сто с лишним лет гости из Санкт-Петербурга, любуясь историческим центром уральской столицы, спрашивают: откуда у вас столько зданий, по стилистике напоминающих наши, питерские? Ответ тот же: Дютель постарался. Как же оказался Юлий Дютель на Урале? Да банальнейшим образом: перефразируя Арамиса, «не сошёлся во взглядах на блаженного Августина» с чиновниками, ответственными за раздачу заказов по проектированию, как сейчас сказали бы, «капитальных объектов». Дело в том, что в разгар промышленного «бума» 70-х годов XIX века Дютелю поручили оформление вокзальных комплексов по линии Петербург—Варшава, потом Варшавскую железную дорогу перекупили французы, а архитектору без церемоний указали на дверь. В столице он также оказался не нужен, несмотря на довольно внушительный список построенных им в Санкт-Петербурге «доходных домов», в том числе и «Дом Тупикова на Литейном», полного «однофамильца» которого Дютель спустя много лет построит уже в Екатеринбурге. Однако внезапно персоной Юлия Осиповича заинтересовались в… захолустном уральском Ирбите. Так, опальный архитектор и «сменил прописку», причём на долгие годы. А заодно и специализацию: вместо помпезных акрополей и купеческих дворцов стал строить гимназии (в том числе для слепых детей), заводские корпуса, больницы, доходные дома. Кстати, архитектурный облик центральной части Ирбита  — классическая прямоугольная сетка кварталов и лучевое расхождение пяти основных улиц от торговой площади — обязан своим появлением именно Дютелю.

Впрочем, ирбитское начальство так почему-то не считало — посему пришлось Дютелю вскорости перебраться в Тюмень, а оттуда прямиком в Екатеринбург, где он не просто получил работу и признание, но и дослужился до должности «городского архитектора». По его проектам построено немало знаковых для нашего города зданий: пансион и церковь Святой Магдалины при первой женской гимназии на углу Карла Либкнехта и Толмачёва, знаменитый особняк золотопромышленника Тупикова (перекрёсток проспекта Ленина и 8 Марта, ныне «Дом актёра»), уже упомянутый здесь концертный зал Маклевского, дом купцов Агафуровых на улице Сакко и Ванцетти (ныне представительство Республики Татарстан), Алексеевское реальное училище (ныне Мужской хоровой колледж на улице Сакко и Ванцетти). Последним по времени уральским проектом Юлия Осиповича — в 1904 году, когда Дютелю «стукнуло» 80 лет — стал каменный корпус городской больницы. Через год он переезжает обратно в Санкт-Петербурге, где коротает старость в доме своей племянницы на Васильевском острове и пытается «выбить» у руководства Академии художеств хотя бы мизерную пенсию, чтобы свести концы с концами.

… и дом Тупикова в Екатеринбурге. А архитектор один и тот же: Юлий ДЮТЕЛЬ. Фото: автор.

Пенсию за два года до смерти он таки выбил — целых 120 рублей. В такую скромную сумму оценила Российская империя труды человека, построившего лучший в стране концертный зал, множество красивейших жилых домов, школ и больниц. Впрочем, Россия в этом плане не оригинальна: современник Дютеля, великий барселонец Антонио Гауди, тоже, говорят, умер в больнице для нищих. Отличие лишь в том, что Гауди переехал трамвай, а Дютеля — бюрократическая система государства Российского. Утешает одно: история спустя годы всем сестрам раздала по серьгам и все акценты расставила как положено. Юлий Дютель остался в её скрижалях — если не как известное каждому школьнику имя, то хотя бы как творец уникальных зданий Екатеринбурга. Хотя фотографий этого недюжинного человека, увы, в архивах истории не сохранилось. А как звали «эффективных менеджеров», со всей чиновничьей дури ломавших о колено творческую карьеру мастера, — сегодня даже историки вспомнят с трудом.